«Я ЛЮБИЛ наш город. По ночам он задыхался от душного дыхания цветов, а днем зной улиц продувало сквозными ветрами. И днем и ночью он отдавал себя, свои пляжи и парки, свои дома и стертые плиты тротуаров, свое солнце и теплую прохладу моря тысячам людей, которые искали в нем короткое и легкое пристанище. Я любил его и знал его душу, потому что сам был частью этой души. (…)

Наверное, поэтому все эти годы я ни разу не побывал в нашем городе: я боюсь увидеть его другим. Он живет в моем сердце и памяти таким, как казался в юности, и останется таким, как бы теперь ни изменился его облик. Всему хорошему, что сохранилось во мне, я обязан ему, городу моей юности, самому лучшему из городов».

ДЛЯ многих памятливых читателей эти строки давно стали классикой. Немногие города могут похвастаться тем, что им были посвящены такие пронзительные и проникновенные строки. Борис Балтер любил свой родной город, и его повесть «До свидания, мальчики!» навсегда сделала маленькую провинциальную Евпаторию знаменитой.

А ведь до этого все было не так очевидно.

В 1948 - 1953гг. Балтер учился в Литературном институте. Литинститут в те времена был мало похож на предвоенный ИФЛИ (1931 - 1941гг.), из стен которого вышла целая плеяда талантливых советских поэтов, переводчиков, литературоведов, философов, историков и культурологов. Но одной из самых больших жизненных удач будущего писателя было то, что он попал в семинар К.Г. Паустовского, благодарность которому пронес через всю свою жизнь.

Литинститут послевоенных лет давал весьма среднее высшее образование. Диплом «литературного работника» открывал двери в издательские и журнальные редакции, однако, таланта не заменял. После окончания Литинститута почти десять лет Борис Балтер занимался черновым литературным трудом, выпустил небольшой сборник совершенно дюжинной прозы, а в 1953 году в Абакане даже руководил литературным отделом… Хакасского НИИ языка, литературы, истории! В конце 1950-х годов в его переводах выходили «Хакасские народные сказки» и два сборника «исторических повестей о жизни хакасского народа». Излишне говорить о том, что тамошнего языка он не знал совершенно и «переводил» по корявым, полуграмотным подстрочникам. В те годы многим опальным и «неудобным» для властей писателям приходилось зарабатывать на жизнь поденной редакционной работой и переводами литератур «братских народов». Великая А.Ахматова вынуждена была «переводить» даже с корейского языка! И потому в одном из стихотворений гениального Арс. Тарковского однажды прозвучал глубоко выстраданный и многим литераторам очень понятный рефрен:

Для чего я лучшие годы
Продал за чужие слова?
Ах, восточные переводы,
Как болит от вас голова!

Вспоминая Б.Балтера, Ст. Рассадин, младший из его приятелей, писал: «Мы – и я, и прочие из друзей – его жалели. Как завзятого неудачника. Он выглядел человеком, которого в литературу занесло недоразумение, неудачливость на ином, соприродном ему поприще (из армии выперли как еврея в известный период борьбы с «космополитизмом»). И хоть издал книжицу «про войну» под редакцией Паустовского, но до очевидности слабенькую, а теперь вот мается на случайных заработках. Причем и тут своя обидная иерархия: одно дело, все тот же Коржавин, отвечающий на графоманские письма, непечатаемый, но уже состоявшийся поэт, и другое - Балтер, писатель, которого нету».

И Б.Сарнов напишет о его первых литературных опытах: «очевидно неталантливы». И Б.Слуцкий по-военному скажет, как отрежет: «Балтер человек, очевидно, бездарный». Поэтому когда однажды Борис попросил своих редакционных приятелей послушать в его чтении главы новой повести, каждый из них, абсолютно не веря в удачу этой затеи, малодушно пытался увернуться от такой сомнительной чести. Никому не хотелось огорчать хорошего человека. Ну что делать, если судьба усадила человека за писательский стол, но забыла наделить хоть малой толикой таланта. Впрочем, их опасения оказались напрасными. Для каждого, кто присутствовал при том «историческом» чтении, было совершенно очевидно – появился новый, без скидок, талантливый автор!

Сначала фрагмент повести был напечатан в альманахе «Тарусские страницы» (1961), через год, полностью, - в «Юности» (1962). Однако появление ее на страницах самого популярного молодежного журнала было не так однозначно. Прочитав рукопись, тогдашний редактор журнала, дважды сталинский лауреат, Б.Полевой наложил высокомерную и несправедливую резолюцию: «Интендантская чуш!» (именно так – неграмотно, без мягкого знака в конце слова!). Тем более обидную, что Балтер был профессиональным боевым офицером. И на фронте служил, отнюдь, не в интендантском обозе, а был начальником дивизионной разведки, и свое первое ранение и первые награды получил еще на «незнаменитой» финской войне!

Так или иначе, помог счастливый случай, сыграл свою роль и авторитет К.Паустовского. Повесть нашла своего благодарного читателя! Потом были спектакли в Ленкоме (1964) и других театрах страны, и, наконец, - отдельное издание книги в «Советском писателе» (1965). Еще через год М.Калик снял одноименный кинофильм. И позже, один за другим, появились переводы на многие европейские языки. Заслуженная слава обрушилась на писателя, как снежная лавина.

Без сомнения, 1964 год стал для писателя одним из самых счастливых в его жизни! Готовясь к экранизации повести, он настоял на своем обязательном присутствии на съемках. И это было не зря, т.к. М.Калик видел в повести лишь литературный «полуфабрикат» и потому самовластно пытался перевести тонкий прозаический текст на другой, кинематографический язык: заменял важные для писателя диалоги долгими крупными актерскими планами со сложным постановочным светом. Вносил то, что меняло общую тональность, и поэтому пронзительно щемящий литературный текст неминуемо превращался в добротный киносценарий, который мог сочинить любой опытный и мастеровитый киношник.

Как известно, большая часть натурных съемок проходила в Евпатории, и это давало писателю возможность посетить родной город после почти четвертьвекового перерыва.

Евпатория по сравнению с другими крымскими городами пострадала несравненно меньше. Здесь не было стратегических военных объектов, как в Севастополе, Феодосии и Керчи. И в начале войны наши войска, и в конце ее немцы оставили город почти без боев. И потому все знаковые места, которые составляли лицо города, остались почти нетронутыми: городской трамвай, православные храмы и мечеть, старинные татарские улочки, театр, кинотеатры, библиотека, здания школ и шикарные особняки в Новом городе.

А самое главное – были живы многие одноклассники и друзья писателя! На встречу с ним пришли бывшая старшая пионервожатая Рая Зайчикова, учителя Вера Васильевна Тарасенко и Павел Александрович Алипов. И по алфавиту как в классном журнале, - бывшие соученики и друзья: Бабанская Катя, Брусникина Вера, Гафо Люда, Губерман Дора, Дашковская Полина, Ильинская Женя, Кервицы Люся и Ян, Коломийцева Тамара, Либерманы Миша и Шура, Махновская Итта, Нестеренко Лида, Судлер Леля, Теслер Зиновий, Шпаковский Семен, Эренгросс Ада, Якобсон Руня… Сегодня они стали врачами, учителями, педагогами, архитекторами, музейщиками, юристами… И главный среди них, конечно, друг и однокашник, - Балтер Борис, знаменитый и талантливый советский писатель!

Но за последовавшие затем десять лет он не был в родном городе ни разу! Это тем более удивительно, что Крым он посещал неоднократно, жил в Ялте, бывал в Коктебеле, но Евпаторию почему-то всякий раз настойчиво избегал…

Близко знавший его В.Виленкин вспоминал: Он «впитывал» «крымские красоты» жадно, благодарно, как выздоравливающий. По-детски радовался всему: кораблям в порту, деревьям, синему небу, облакам. Что-то, не переставая, волновало его в Крыму. Что? Для него, уроженца Евпатории, вроде бы ничего не было удивительного в этом неизменном наборе «курортных красот». Что же тогда? В его «Мальчиках», по сути, нет Крыма: есть довоенный курортный город, его обитатели, есть Черное море и песчаные пляжи, но не Крым. Не знаю, может быть, в детстве он вообще не воспринимается, Крым, с его «прелестной неизъяснимостью», как писал Пушкин?»

Все в этих словах справедливо, но самое главное, нет ответа на поставленный вопрос. В чем же тогда дело?.. В чем причина такой явной избирательности?.. Причину, наверное, нужно искать в событиях, последовавших после триумфа начала 60-х годов. И ответ, скорее всего, подскажут события дней нынешних.

В начале этого года евпаторийский городской музей пополнился новыми экспонатами, связанными с жизнью и творчеством знаменитого земляка. Дело в том, что оставшиеся родственники писателя решили продать дом в деревне Вертошино, который в свое время выстроил сам писатель. И Я.Фоменко, патриот Евпатории и председатель Балтеровского комитета, инициировавший и организовавший пять лет тому назад художественное переиздание знаменитой повести, успел спасти и сохранить несколько мемориальных раритетов. Среди них – пишущая машинка писателя; перекидной календарь, навсегда оставшийся открытым на дате: 8 июня 1974 года – дне смерти писателя; машинописная страница с кратким названием: «АВТОПОРТРЕТ (думая о Паустовском). Роман». Под этим никому не знакомым названием помещен эпиграф: «Я буду искать. Пусть моя искренность станет синонимом правды, если память в чем-то подведет меня или глубина правды окажется недоступной моему разуму».

По воспоминаниям близких известно, что он долго выбирал название для своей будущей книги. То это была «Повесть о жизни», но так уже называлась книга К.Паустовского. То «Вечный огонь» - название слишком тривиальное. Наконец, окончательный вариант - «Автопортрет». Но неизвестен никому «роман» Балтера с таким названием. Странное и гнетущее впечатление производит эта титульная страница!..

Размышляя о «малописании» Б.Балтера, Ст.Рассадин говорил: «Борис Балтер остался – а я твердо произношу этот глагол, заслуженный не многими из писателей, даже из нашумевших, - автором одного сочинения. Что его мучило. (…) Видно, талант слишком долго ждал выплеска, слишком щедро душа излилась в повести, слишком много в ней высказано сокровенного… Или подобного не бывает «слишком»? Как сказать. Это зависит не только от истинности таланта, но и от его стайерской выносливости, которой Балтеру не хватило. Жалеть ли об этом? Я – жалею и не жалею: если бы писательская судьба развивалась более плавно и постепенно, то и повесть, возможно, не обожгла бы читателя. А она - обожгла».

По-своему Рассадин прав. Но это только одна часть правды. Одно дело, когда «стайер» сам не рассчитал своих сил, и ему до финиша не хватило дыхания. Совсем иное, когда на самом старте ему подставляют подножку или грубым командным окриком вообще снимают с дистанции. С Балтером произошло именно так. И переданная Я.Фоменко в музей машинописная «Протокольная запись заседания бюро Фрунзенского райкома КПСС города Москвы, 20 июня 1968г.» с непреложной очевидностью расставляет все необходимые акценты.

(Окончание следует).

Евгений НИКИФОРОВ,
член Национального союза писателей Украины.
Фото Ю.Теслева